Российские фантасмагории - Страница 120

К оглавлению

120

Агент глянул на него боком и шевельнул губами, ничего не ответив, но начугрозы почувствовал, что от этого взгляда его всего точно окатило варом. «Крышка», — подумал он, утирая со лба пот.

8

На утро стало известно, что тов. Хруст смещен с места начальника уголовного розыска за нераспорядительность, неумелое ведение дела и превышение власти. А к полудню весь город облетела совершенно потрясающая сенсация:

Прикота Илларион Михайлович — найден. Вот уже неделя, как он лежит в одном из харьковских госпиталей, раненный напавшими на него недалеко от Погребища бандитами, сейчас же после устроенного им митинга, а был подобрал кондукторами первого, проходившего мимо товарного поезда.

Опознали Прикоту лишь тогда, когда он пришел в себя и рассказал о своем приключении.

Помимо этого, удалось точно установить, что в тот день, когда в Погребищах разыгрался скандал на пляже, Илларион Михайлович не был в городе. Об этом сообщил местным властям приехавший начальник агентуры.

Говорили еще, что получена, будто бы, из Харькова телеграмма, содержания которой так и не удалось разузнать, но что в связи с ней состоялось удаление со службы не только т. Хруста, но таже т. Лишьдвоя и еще кое-кого повыше. Говорили, что в телеграмме этой, помимо всего прочего, имелось одно слово, вполне определяющее все погребищенское происшествие и как бы ставящее на нем точку.

Тут же передавали слух, идущий с другой стороны, приватной, — что Анна Сергеевна Кок получила в Харькове развод и выходит замуж именно за человека, которого видели голым рядом с нею. Человек этот, будто бы, так же красив, как и Прикота, и даже метит на его место по инспекторской части, ввиду того, что сам Илларион Михайлович получает новое, высшее назначение и не вернется в Погребищи.

Говорили также, что Кок Василь Васильевич окончательно сошел с ума, а Подмалина Касьян Терентьевич отказывается от всех своих предположений относительно Анны Сергеевны, уверяя даже, что он и вообще-то не мог говорить ничего подобного, так как едва был знаком с Прикотой и по своей близорукости никогда бы его не разглядел на большом расстоянии.

В конце концов, все стали обвинять в случившемся девицу Дунину, будто бы в своих спортивных увлечениях зашедшую слишком далеко.

Туман постепенно рассеивался. На пляже не торчал кол с грозной надписью, а, напротив, лениво качался на волнах новый, выкрашенный алой краской причал с призывом:

...

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

Снова на левом берегу появились купальщики, с каждым днем их становилось все больше — иные даже привезли с собою самовары.

Выставя под ласку огненных августовских лучей свой розовый живот, похожий на зреющий арбуз, Касьян Терентьевич по-прежнему блаженствовал. Купающиеся барышни сыпали огненные брызги и, глядя издали на обнаженных мужчин, презрительно поджимали губки, сравнивая их тощие тела с безукоризненной фигурой Прикоты.

Но с каждым днем образ красавца тускнел, принимая все более отвлеченные, так сказать, идеальные черты.

Иные даже, слушая рассказы о необычайной красоте Иллариона Михайловича и о всей его фантастической истории, недоверчиво пожимали плечами, как бы сомневаясь в самом существовании такого человека.

— Слишком тут много путаного, — говорили они, — а такого красавца, как вы описываете, и вовсе не встречается в жизни.

— Это всего лишь одно мечтание, порожденное воображением, смущенным крайними идеями, — добавляли скептики.

— Но всему есть граница и мера, — завершали мысль наиболее благоразумные.

— Совершенно верно, — подхватывал Подмалина Касьян Терентьевич, по-прежнему любящий послушать умные разговоры, — вот вам наглядный пример: что сталось с Коком, увлекшимся опасными теориями. Он лишился ума.

И как бы желая окончательно смыть с себя подозрения и глядя в бездонное пламенеющее небо, добавлял во всеуслышанье:

— Я всегда говорил, что то, что допустимо на левом берегу, отнюдь не возможно на правом. И мне хотелось бы услышать того, кто докажет противное.

Леонид Слонимский
Антихристово причастие

В жилах моих течет древняя кровь, и я верю в чудо. Живу я, как Лот, в беззаконном городе и жду: вот-вот постучатся в дверь два странника и скажут:

— Бен-Ашел, иди с нами, ибо мы истребим этот город. Велик вопль на жителей его к Господу, и Господь послал нас истребить его.

Но не приходят странники: вижу я только прежнее небо и прежнюю землю, и не дано мне увидеть новое небо и новую землю. И людей встречаю я с прежними человеческими лицами, нет на носатых и безносых лицах этих знака Божия, и в глаза сатана засел: из ада закинул петлистую сеть и крепко притянул людей к земле. Не подымет человек глаз к небу.

Но я верю в чудо и с соседом моим Никифором часто веду религиозные беседы.

— Никакого чуда нет, — смеется Никифор. — Вот-те Христос, нету чуда. Помилуй: какое такое чудо, если цены на шнур поднялись? Это не чудо. Никакого чуда нет.

Однако в неделю три раза кормит меня Никифор обедом. В остальные же дни я этого тихого развлечения себе не позволяю.

К Никифору все такие же, как он ходят: толстобрюхие и в поддевках бесовы послы.

За обедом однажды расстегнул Никифор ворот, освободил красную шею и стукнул по столу.

— Никаких чудес на свете не бывает. На свете деньги есть. Это да. А чтобы чудо — чудес на свете нет.

И ко мне:

— Вот вы говорите: сам человек есть чудо… Да… Да…

Стукнул вдруг по столу.

— Да я человека вашего — хотите? — с маслом съем.

120